Неделя о блудном сыне

 Чтения на Литургии

Апостольское чтение

Первое послание ап. Павла к Коринфянам 6:12-20[1] – 296 зач

– Всё мне позволительно! (ст.12^а)

– Но не всё полезно (12^б) .

– Всё мне позволительно! (12^в)

– Но ничто не должно обладать мною (12^г).

– Пища для чрева, и чрево для пищи; но Бог уничтожит и то и другое (13^а).

– Тело же не для блуда, но для Господа, и Господь для тела. Бог воскресил Господа, воскресит и нас силою Своею. Разве не знаете, что тела ваши суть члены Христовы? Итак отниму ли члены у Христа, чтобы сделать их членами блудницы? Да не будет! Или не знаете, что совокупляющийся с блудницею становится одно тело с нею? ибо сказано: два будут одна плоть. А соединяющийся с Господом есть один дух с Господом. Бегайте блуда! (13^б – 18^а).

– Всякий грех, какой делает человек, есть вне тела! (ст.18^б)

– А блудник грешит против собственного тела. Не знаете ли, что тела ваши суть храм живущего в вас Святого Духа, Которого имеете вы от Бога, и вы не свои? Ибо вы куплены [дорогою] ценою. Посему прославляйте Бога в телах ваших![2]

Комментарий[3]

Диатрибы (беседы) – один из излюбленных приемов античной письменности, начиная от диалогов Платона. Диатрибы у апостола Павла, как правило, – беседы с воображаемым оппонентом, воспроизводившие в литературной форме те реальные диспуты, которые апостолу приходилось вести в его энергичной и дерзновенной миссионерской деятельности. Диатрибы сродни риторическим вопросам и ответам на них.

С сожалением приходится констатировать тот факт, что стилю писаний апостола Павла <…> на протяжении долгой истории изучения и толкования Библии практически не уделялось никакого внимания. [Это невнимание] отражалось и на библейских переводах <…> и на толкованиях. Например, далеко не всегда было ясно, где в посланиях апостола Павла говорит он сам, а где его воображаемый оппонент; где апостол воспроизводит, цитируя или пересказывая, какие-нибудь выражения своих заблуждающихся адресатов, а где он отвечает на их заблуждения. Разумеется, отсутствие соответствующей разбивки письменного текста, да и вообще знаков препинания, в древних манускриптах способствовало указанному невниманию, увеличивавшемуся с отдалением временной перспективы. <…>

В Первом послании к Коринфянам апостол Павел обсуждает церковные проблемы, характерные для ранних, преимущественно языкохристианских церквей. В частности, в Коринфской церкви, драматические отношения апостола с которой хорошо известны из Второго послания, основную проблему составляли наметившиеся разделения, носившие интеллектуальный, духовный, социальный характер. <…> В Первом послании к Коринфянам есть ряд мест, в которых полемика апостола с некоторыми кругами в Коринфской церкви обретает черты, близкие к стилю диатрибы. Здесь нет явных спорящих сторон, <…> однако в церкви есть лица, со взглядами которых апостол Павел не согласен. <…> Обычно этот заочный спор строится следующим образом: цитируется тот или иной лозунг некоторых коринфян, затем следует краткая реакция апостола, начинающаяся, как правило, союзом «но», и дается более развернутое рассуждение на затронутую тему. Наиболее интересным представляется [приведенный выше] отрывок 6:12-20.  

В Коринфской церкви в ходу были в высшей степени свободные взгляды. Некая группа бывших язычников, очевидно, считала блуд (возможно, характерный для Коринфа храмовый, культовый блуд в святилище Афродиты) чем-то нормальным и естественным. Эти «свободные» христиане, так называемые «либертинисты», прикрывались замечательными богословскими положениями. Апостол Павел цитирует их лозунг: «Мне все позволено». Возможно, утверждая это, они ссылались и на самого апостола Павла, так как он много рассуждал о свободе христиан (Гал 5:1; 1 Кор 3:21). Однако они не понимали апостола в принципе. Ведь свобода для него не означала произвола и несдержанности (Гал 5:13). Павел противопоставляет коринфскому лозунгу две антитезы: 1. не все челове­ку приносит действительное благо, не все способствует его совершенствованию; 2. мнимая свобода часто оборачивается рабством. Безграничное погружение в инстинкты может вести к глубокой несвободе.

Второй лозунг коринфян, по-видимому, гласил: «Пища для чрева, и чрево для пищи, Бог же уничтожит и то и другое». Это очень искусительный лозунг. Действительно, так естественно считать, что пища и питие – нормальные природные процессы, касающиеся преходящего в человеке. И в нравственном плане, мол, это абсолютно нейтрально. То, что уже это не совсем так, Павлом будет показано в его рассуждениях об «идоложертвенном» мясе (главы 8–10). Либертинисты полагали, что то же касается и сексуальных потребностей: они, мол, естественны, и им можно отдаваться так же просто, как потребности в пище и питии. Но Павел сознательно противопоставляет содержательное в богословском плане слово «тело» поверхностному коринфскому слову «чрево». Апостол Павел, в отличие от своих эллинизированных оппонентов, не дуалист. Человека, с его точки зрения, нельзя разделить на тело и дух. Это внебиблейский взгляд. Тело – не только преходящее вместилище духа. «Тело» у апостола Павла чаще всего означает «индивидуум», «личность», «целое» человека. В антропологии апостола Павла «тело» – то же, что «я», «мы». Это и подтверждает параллель «тело» – «мы», «нас» в стихах 13 и 14. Мысль апостола выражена чрезвычайно кратко, но в целом понятно в рамках его антропологии и сотериологии. Пища необходима «чреву» в земной жизни века сего, Господь же как Спаситель необходим «телу» (нам) в жизни вечной. «Чрево» создано для принятия пищи тленной. «Тело» (человек) – для «пищи» нетленной, для восприятия Господа воскресшего и прославленного.

Именно телом человек вступает в контакт с другими людьми, причем самыми многообразными способами. Именно о теле (человеке как объективном индивидууме) апостол говорит, что оно принадлежит Господу. В результате крещения христианин стоит в тесной личной связи со Христом. Подразумевается при этом целый человек во всей его «телесности», со всей его жизнью. Из связи с Господом и из ответственности перед Ним не может быть исключена никакая сфера. Если некоторые в Коринфе полагали, что сексуальность касается лишь внешней, преходящей части человека, то Павел говорит о своей надежде на воскресение тела (ст. 14). Чрево же (т.е. физиология) и пища, конечно, относятся к миру преходящему.

Помимо этого Павел ссылается на известное коринфянам представление о Церкви как Теле Христа (ст. 15), совокупности членов этого Тела. Быть единым со Христом и связывать себя с блудницей – вещи несовместимые. Апостол напоминает (ст. 16) на указанный в Быт 2:24 смысл сексуального общения, в котором один отдает себя другому целиком, дает другому познать себя в глубине своей личности. Даже в извращенной форме блуда и продажной любви апостол Павел усматривает какую-то тень от этой изначальной творческой воли Божией, разумеется, тень очень искаженную.

Наиболее трудным для толкователей представлялось место 6:18^б, ^в. «Всякий грех, какой делает человек, есть вне тела». Это высказывание, в самом деле, всегда представляло собой экзегетическую проблему и, скорее всего, может быть понято и наиболее убедительно истолковано как третий «лозунг» либертинистов[4]. Они под «телом» понимали внешнюю сторону человеческого существа (следуя платоническому дуализму, столь популярному в эллинистическом мире). Тогда их лозунг можно было бы перефразировать: «всякий, в том числе сексуальный, грех касается лишь внешней, тленной стороны человека». Но апостол Павел, следуя библейской антропологии, под «телом» понимает не просто внешнее, преходящее в человеке, но человека в его объективной целостности и в конечном нетлении. Поэтому он отвечает, что грех, и особенно блуд, затрагивает человеческие глубины, он не внешний, а проникает в самую суть человека. Далее, в стихах 19-20, апостол Павел напоминает принципиальные истины веры: не только Церковь есть храм Божий (3:16), но и каждый отдельный христианин – тоже храм. Его тело (он сам) – храм Святого Духа, место постоянного присутствия Бога. Христианин призван свидетельствовать это присутствие всем своим существованием. Никакая область жизни не исключается из принадлежности Христу, Который даровал Себя людям до самой смерти (ст. 20). «Вы не свои», т.е. принадлежите Богу через Христа. А принадлежать Ему, поставить себя в Его распоряжение и означает истинную свободу в отличие от мнимой «свободы» коринфских либертинистов.

Древние патристические толкования рассмотренного отрывка не усматривают в нем момента спора апостола Павла с чуждым ему дуалистическим взглядом на человека. Это естественно, так как антропологический дуализм прочно утвердился в христианском сознании, начиная со II-го века. Но дуалистический подход к библейским текстам всегда создавал герменевтические трудности, иногда непреодолимые. Так, например, слова о чреве и пище (ст. 13) логически и по контексту следует, конечно, связать с последующим: с телом и Господом. Однако все древние комментаторы разделяют эти два момента и рассматривают ст. 13 как самодовлеющее увещание апостола Павла к воздержанию. Вот характерное толкование святителя Феофана: «Смысл слов: брашна чреву и чрево брашном, будет такой: они друг друга возбуждают и раздражают и друг друга ищут. Аппетит чрева ищет яств, а яства в свою очередь возбуждают и раздражают аппетит. Но Бог по воскресении сделает их ненужными. Итак, не следует слишком много заботиться о том, что имеет быть упразднено»[5].

Некоторое смущение у древних комментаторов вызывает выражение «Господь для тела». Не замечается параллелизм: чрево/пища; тело/Господь. Чаще всего это выражение понимается в том смысле, что Господь – Глава тела. Так, блаженный Феодорит: «Апостол нередко называет Господа Главою нашею. Посему тело сопряжено с Ним, как с главою». Епископ Феофан Затворник тоже пишет о тесном общении Господа со всем нашим естеством, замечая, впрочем: «Это место темновато. Чтобы сколько-нибудь его просветить, не следует в мыслях своих в нас тело отделять от души, а в Господе следует созерцать все Богочеловечество»[6].

В святоотеческих толкованиях ст. 18^б наблюдаются разброс мнения, о чем сообщает св. Феофан, перечисляя их. Но объединяет их, во-первых, то, что это странное на первый взгляд высказывание все приписывают самому апостолу Павлу, а не коринфянам; во-вторых, все усматривают в нем указание на чрезвычайную греховность блуда по сравнению с другими грехами. Так святой Афанасий: «Прочие грехи одной душе вред причиняют, а любодей с душой и тело растлевает и разрушает, истощая душевную и жизненную силу». Это мнение, конечно, может вызывать возражения, поднимая вопросы о других «телесных» страстях (объедение, пьянство и т.п.). Учитывая это, святой Иоанн Златоуст пишет: «Скажешь, разве убийца, корыстолюбец и грабитель не оскверняют руки? Это всякому известно (т.е. что оскверняют). Но апостол хотел дать мысль, что нет ничего хуже блудника, <...> объясняя, что от блуда все тело становится нечистым; оно сквернится так, как бы упадало в грязный сосуд, наполненный нечистотами». Поскольку мнение, будто убивать менее грешно, чем блудить, может вызвать справедливое сомнение, мы видим, что ст. 18^б действительно представлял проблему для экзегетов.

Евангельское чтение

Евангелие от Луки 15:11-32  – 89 зач

[Сказал Господь притчу сию]:

«У некоего человека было два сына. И вот сказал младший из них отцу: "Отец, выдай мне ту долю семейного достатка, которая мне причитается!". И тот разделил между ними свое имущество.

По прошествии немногих дней младший сын, забрав всё, уехал в дальнюю сторону и там, ведя жизнь беспутную, промотал весь свой достаток.

Когда же он всё истратил, настал великий голод в той стране, и он начал нуждаться. Он пошел и нанялся к одному из жителей той страны, а тот послал его на свои пастбища пасти свиней. И он рад был бы поесть досыта хоть рожков, какими кормились свиньи, но никто не давал ему.

И тогда он, придя в ум, сказал себе: "Сколько работников у отца моего получают еду в изобилии, а я тут погибаю с голоду! Встану, пойду к отцу моему и скажу ему: «Отче! Я согрешил против Неба и против тебя; я уже недостоин называться твоим сыном; пусть я буду для тебя, как один из твоих работников!»"

Встал и пошел к своему отцу.

Еще издали увидел его отец, и сердечно сжалился над ним, и побежал навстречу, и кинулся ему на шею, и поцеловал его.

А сын сказал ему: "Отче! Я согрешил против Неба и против тебя; я уже недостоин называться твоим сыном! "

Но отец сказал своим рабам: "Скорее несите сюда лучшую одежду и нарядите его, и наденьте ему на руку перстень, а на ноги – обувь! Да возьмите из стада откормленного теленка и заколите; будем пировать и веселиться! Вот ведь, этот мой сын был мертв – и ожил, пропадал – и нашелся".

И стали они веселиться.

А старший сын его был в поле; и подходя на обратном пути к дому, он услышал музыку и пляску; подозвал одного из слуг и спросил, что бы это значило. Тот сказал ему: "Брат твой вернулся, и отец твой заколол откормленного теленка, на радостях, что нашел его в добром здравии". А он осерчал и не захотел войти.

Но отец, выйдя, стал его приглашать. Тогда он сказал в ответ отцу: "Вот, я столько лет служу тебе и никогда не ослушался веления твоего, но ты никогда не дал мне и козлёнка, чтобы я мог попировать с друзьями; а как вернулся этот твой сын, который проел твоё имущество с блудницами, – для него ты заколол откормленного теленка!"

Но тот сказал ему: "Чадо! Ты всегда со мною, и всё мое – твое, но надо было веселиться и ликовать, что этот твой брат был мертв и ожил, пропадал и нашелся"».