ШКОЛА – ДОСУГ АРИСТОКРАТОВ

01 сентября 2016

Незаметно прошло дождливое лето, утомившее нас своими контрастами зноя
и почти осенней прохлады. Сегодня – долгожданный День Знаний,
наполненный многообе­щающими парадными речами, цветами и поздравлениями. Завтра
наступят учебные будни. Бабушки и дедушки, обычно исполняющие роль «педагогов»,
отвели своих первоклашек в пахнущие свежей краской школы.

Нет, я не ого­ворился, потому что греческое слово пайдагогос (педагог) перево­дится как
"детово­дитель". Вопреки нашему словоупотреблению, – это совсем не
преподаватель! В античном мире так называли особого раба, за руку отводящего
малого ребёнка в школу и вообще присматривающего за ним. (Термин соответствует
русскому понятию "дядька", – как, например, Савельич у шалопая
Гринева в "Капитанской дочке" А. Пушкина.) А учитель, школьный наставник
– по-гречески дидаскалос.

 

Для меня первое сентября ассоциируется со старенькой двухэтажной
школой в провинциальном приволжском городке Ставрополе-на-Волге (ныне всем
известный Тольятти), среди деревянных домиков за зелёными заборами, поверх
которых склоняются ветви яблонь, отягченные розовато-красными плодами. Это было
очень давно – за год до «космической эры» – до полета в космос Юрия Гагарина. А
первый год новой жизни в гордом звании «школяра» – с вопросом учительницы о
смысле пословицы «ученье – свет, а неученье – тьма».

Наступила тишина, мои юные сотоварищи напряжённо размышляли, перестав
елозить по партам и ковырять в носу, но преодолеть «тьму» вопроса так и не
смогли. Лишь одна не по летам рассудительная девочка увидела смысл пословицы в
необходимости «учить уроки при свете (днём)» или при зажжённой настольной
лампе, дабы не повредить зрение! Возразить против этого было решительно нечего,
но всё же речь шла о другом... Одному мне удалось истолковать эти слова в
смысле знания как «духовного света», прогоняющего «тьму невежества» и
позволяющего человеку ориентироваться в истории и культурном многообразии
окружающего его мира, воспринимая его не вслепую, а осознанно и целесообразно.
(Конечно, говорил я не так философически гладко, но смысл был тот же.)
Последовавшей затем похвалой наставницы и уважительными взглядами юных коллег
по классу я до сих пор горжусь больше, чем хвалебными рецензиями на написанные
позднее книги и диссертации.

Начинается «рабочий досуг». Это
не шутка, а замечательное свидетельство античного и сре­дневекового ин­теллектуализма,
так недостающе­го нашему дело­вито-пошлова­тому миру. Ведь греческое слово схолэ,
вошедшее без перевода в европейские языки (schola, school, école, Schule,
школа), переводится как «досуг», «свободное время»! Обладать им и посвящать его
благородным наукам или спортивным упражнениям в гимнасии (отсюда наше
слово «гимназия») мог только свободный человек, в отличие от раба или
ремесленника, лишенного возможности умственного совершенствования и занятого
только работой и накоплением материальных благ. (Разумеется, сейчас «раб» – не
классовая категория: это – любой человек, становящийся рабом внешних ситуаций и
примитивных физиологических потребностей.)

            Основатель Христианства име­нуется в
Евангелиях «Учителем», и ико­нография Христа со свитком идет от античной манеры
изображать филосо­фа как учителя, как главу школы – схо­ларха. Средневеко­вье понимало весь мир как школу, в
котором человек – прилежный школяр, и именно так звался его идеальный
представитель – схоласт (ученый)! В
эту великую эпоху мудрейшие люди писали по-гречески и по-латыни, писали не для
забавы и легкого чтения, кажущейся «темнотой»
своих трактатов отпугивая невежд и нечестивцев. Что бы они сказали о круге
чтения нашего обывателя, претендующего на титул интеллигента!? Это ли не
апофеоз книжного знания! Лишь позднее «лукавые людишки, подстрекаемые князем
тьмы, ославили великих мудрецов именем схоластиков,
придав этому славному имени – ибо что
иное вся земная жизнь наша, как не "схола", или школа мудрости и
праведности? – хулительный смысл», – с грустью констатировал блестящий
профессор Санкт-Петербургского университета Лев Платонович Карсавин (1882–1952).

Поздравляю всех школьников и студентов, учащих и учащихся, маститых профессоров и робких первоклассников с началом самого изысканного и благородного на свете занятия – путешествия в бурном Океане Знаний.

 Желаю всем Вам, в том числе и самому себе, как писал любимый мною поэт и рыцарь Николай Гумилев,

Неутомимо плыть ручьями строк,

В проливы глав вступать нетерпеливо

И наблюдать, как пенится поток,

И слушать гул идущего прилива!

Памятуя о нашей общей принадлежности к ордену Аристократов духа, не ограниченному временными, культурными или религиозными рамками, постараемся не ронять достоинства в плебейской (пусть и необходимой) слежке за «курсом доллара» или иных суетных занятиях.

Юрий Рубан, канд. ист. н., 
канд. богословия, доцент[1]

 

Похвала книгам 
(«Повесть временных лет», 1037 г.)

Любил Ярослав Мудрый (ок. 978–1054) книги, «читая их часто и ночью и днём. И собрал писцов многих, и переводили они с греческого на славянский язык. И написали они книг множество; ими же поучаются верующие люди и наслаждаются учением божествен­ным <…>. Отец его Владимир землю вспахал и размягчил, то есть крещением просветил. Этот же засеял книжными словами сердца верующих людей, а мы пожинаем, учение принимая книжное.

            Велика ведь бывает польза от учения книжного, <...> ибо от слов книжных обретаем мудрость и воздержание. Это ведь реки, напояющие вселенную, это источники мудрости; в книгах ведь неизмеримая глубина; ими мы в печали утешаемся; они – узда воздержания. <...> Если прилежно поищешь в книгах мудрости, то найдешь великую пользу душе своей. Ибо кто часто читает книги, тот беседует с Богом или со святыми мужами. Тот, кто читает пророческие беседы, и евангельские и апостольские поучения, и жития святых отцов, получает душе великую пользу».


[1] Очерк был опубликован 1
сентября 1998 года в газете «Вечерний Петербург».