Неделя 20 по Пятидесятнице

22 октября в 2017 году

Апостольское чтение на Литургии

(Послание к Галатам 1:11–19. – 200 зачало)

[Павел получил апостольский дар от самого Христа]

₁₁Знайте же, братья: Евангелие, которое я возвестил вам, – не вымысел человеческий. ₁₂Ведь и меня научил ему не человек, и принял я его не от какого-то человека, но через откровение Иисуса Христа.

₁₃ Вы, конечно, слышали о моей прошлой жизни в иудействе: о том, что я со всею жестокостью гнал Церковь Божию, разорял её ₁₄и превосходил в иудействе многих ровесников из моего народа, потому что беспредельной была моя ревность об отеческих преданиях.

₁₅Но когда Бог, избравший меня ещё во чреве моей матери(1) и призвавший меня благодатью Своею, соблаговолил ₁₆открыть во мне Сына Своего, чтобы я возвещал Евангелие о Нём среди язычников, – я не стал тотчас советоваться с плотью и кровью(2) ₁₇и не поднялся в Иерусалим к тем, которые стали апостолами до меня, но ушёл в Аравию, и снова вернулся в Дамаск.

₁₈Только потом, спустя три года, я поднялся в Иерусалим, чтобы познакомиться с Кифой (Петром), и пробыл у него пятнадцать дней. ₁₉Из других же апостолов никого, кроме Иакова, брата Господня, я не видел.

(Русский перевод архим. Ианнуария (Ивлиева))

Примечания к Апостольскому чтению

1)   Здесь Павел сравнивает себя с великими библейскими пророками, получавшими право совершать своё служение непосредственно от Самого Бога (см. Исайя 49:1; Иеремия 1:5). Никакое благословение (или «рукоположение») от иерусалимского первосвященника им уже не требовались. В настоящее время, когда любое иерархическое служение правомочно лишь после преподания благодати в таинстве Священства (хиротония или хиротесия от архиерея), подобное «внеличностное рукоположение» для церковного христианина (православного или католика) в принципе невозможно. (В ответ на это «харизматичные» протестанты, стремящиеся возродить принципы христианской жизни апостольских времен, справедливо указывают, что «Дух дышит, где хочет» – Иоанн 3:8, и что сила Его такова же, как и во времена апостолов.) Исключение у нас составляет особое служение юродивых (в том числе женщин), пребывающих вне иерархической лестницы священно-церковнослужителей.

2)   То есть «с людьми». Библейское выражение «плоть и кровь» (или «тело и кровь») означает «человек», «личность». Именно в таком смысле Христос говорит на Тайной вечере о таинстве Своего «тела» и «крови», – то есть о таинстве теснейшего общения с Ним Самим, живущим в Церкви, воскресшим Богочеловеком. К сожалению, популярная традиция, связанная с забвением библейских реалий, трактует эти слова абсолютно неверно – в духе «гомеопатического» лечения, что дает повод (основанный лишь на невежестве) обвинять христиан в сохранении ими – в «завуалированной», «символической» форме – древнего каннибализма. (Но это – особая тема.) Благодарю за разъяснения архим. Ианнуария. – Ю. Р.

Евангельское чтение на Литургии

(Евангелие от Луки 7:11–16. – Зачало 30)

 [Воскрешение сына наинской вдовы]

[В то время Иисус] пошел в город, называемый Наин; и вместе с Ним шли ученики Его и множество народа.

А когда Он подошел к городским воротам – то как раз выносили покойника, который был у своей матери единственным сыном, а она была вдова; и немало народа из города шло с ней.

Увидев её, Господь сжалился над ней и сказал ей: «Не плачь!» И, подойдя, прикоснулся к одру; несшие же остановились. И Он сказал: «Юноша! Тебе говорю, встань!»

И умерший сел и начал говорить; и передал его Иисус его матери.

Всех объял страх, и стали они славить Бога, говоря: «Великий Пророк явился среди нас, и Бог посетил народ Свой!»

Архимандрит Ианнуарий (Ивлиев)

ЕВАНГЕЛИЕ СВОБОДЫ[1]

(Проповедь на Апостольское чтение)

Сегодня мы можем удивляться тому упорству, с которым апостол Павел подчёркивает независимость своей проповеди от человеческого влияния. Он настаивает на сверхъестественном происхождении его Евангелия, на том, что никто из людей его этому Евангелию не обучал, но принял он его от Самого Бога через откровение Иисуса Христа. Будучи убежденным и ревностным иудеем, будущий апостол относился к Церкви со смертельной ненавистью. Воистину, с ним должно было произойти нечто чудесное, чтобы он в одно мгновение из гонителя Церкви Савла превратился в апостола язычников Павла. Это чудо произошло, когда Савла настиг свет той молнии, которая испепелила все его фарисейство, всю его гордость ревнителя отеческих преданий. Таким чудом было откровение Савлу Воскресшего Христа на дороге в Дамаск. Ослепительное сияние этого откровения апостол позже сравнивал со светом в начале Творения (2 Кор. 4:6), а себя, преображённого этим светом, осознавал «новой тварью» (Гал. 6:15).

После разительной перемены, которая с ним произошла, он, при всем своем потрясении, не стал сомневаться, колебаться, не бросился за советом к «плоти и крови», то есть к людям, даже если таковые обладали авторитетом апостолов Христовых. А если он и ходил в Иерусалим, то было это не сразу, но спустя три года после откровения. Да и ходил он туда «не для того, чтобы чему-нибудь научиться и не для исправления какой-нибудь своей погрешности, но исключительно ради того, чтобы познакомиться с Петром и почтить его своим присутствием» (св. Иоанн Златоуст).

Мы ещё можем понять те практические соображения, которые побуждали Апостола Павла настаивать на сверхъестественной причине радикальной перемены в в его мыслях, образе жизни, а также на Божественном происхождении его апостольства: слишком уж подозрительным могло казаться его современникам превращение рьяного разрушителя Церкви в самоотверженного её строителя и защитника. Но нам труднее понять, почему апостол так упорно настаивает на сверхъестественном, Божественном происхождении Евангелия Христова, которое он проповедует. Ведь сегодня, когда люди – даже далекие от Церкви – слышат такие слова как «Евангелие Христово», «проповедь апостола Павла», они неизбежно представляют себе что-то «божественное», возвышенное, высоконравственное, святое, праведное и благочестивое. Но это – результат двухтысячелетнего влияния христианства на культуру, даже если она имеет к христианству косвенное отношение, или вообще никакого отношения не имеет – просто такова привычка, общее место. И мало кому в голову приходит, что Евангелие, которое возвещал апостол, в его окружении и в его время могло восприниматься совсем иначе. И не только могло, но часто и воспринималось как соблазн, обман или безумие (1 Кор. 1:23).

Почему так? Дело в самой сути того, о чём возвещает Евангелие. Мы по привычке не даем себе труда задуматься над тем, насколько противоречит Евангелие тому, что есть в мире, тому, что мы знаем о нашем мире. А в мире действуют законы, известные нам со школьной скамьи. Это законы физики, по которым действие равно противодействию. Это законы биологии, по которым выживает сильнейший или самый приспособленный. Это законы этики и здравого смысла: «без труда не вытащишь и рыбку из пруда», «что посеешь, то и пожнёшь».

Подобные законы действовали и в религиозной жизни людей, которые тысячелетиями были убеждены в том, что для получения земных и посмертных благ человек должен совершать определённые действия, угодные богам, которые в язычестве олицетворяли природу с её законами. Но даже при более развитых библейских представлениях о Едином Боге и Творце религиозная жизнь ветхозаветного иудейства руководствовалась аналогичными представлениями. Отеческие предания, о которых пишет апостол Павел, составляли многочисленные толкования Закона Моисея и точно указывали, какие действия необходимо исполнять для получения заслуженной награды от Бога.

И вот появляется некто, провозглашающий конец Закона! «Конец Закона – Христос» (Рим. 10:4), – возвещает Апостол Павел, для которого еще вчера такая мысль была невообразимой. Это, по сути, и есть Евангелие свободы, объявляющее о том, что отныне люди – не наемные работники у Бога, Который расплачивается с ними за проделанную тяжелую работу, но свободные сыны Божии и наследники неистощимых Божественных благ.

Нам трудно себе вообразить, какою смелостью должен был обладать человек, дерзнувший утверждать новые основы духовной жизни, шедшие вразрез со всей исторической практикой человечества. Естественно, проповедь апостола Павла вызывала недоумение и сопротивление. И мы знаем, чем закончилось это сопротивление мира для самого апостола – его мученической кончиной.

Евангелие, освобождающее от Закона? Спасение не преуспеянием в делах Закона, не ревностью об отеческих преданиях, не заслугами, но благодатью Божией и верой в Иисуса Христа? Апостола Павла упрекали в том, что он этим учением о спасении подрывает основы религии и нравственности, и делает он это из желания угодить людям, понравиться им, подольститься к ним. Нет, – отвечает на упреки апостол, – желание нравиться миру и возвещать Евангелие Христово – вещи несовместимые. Евангелие – не слово лести (1 Фесс. 2:4), и одобрение мира может стать тревожным сигналом для христианской проповеди и для Церкви. Невозможно одновременно поддакивать людям и быть служителем Христовым. Нет, Евангелие не имеет ничего общего с подобными человеческими расчетами на легкий успех и популярность. Оно чуждо человеческих мерок, но есть нечто абсолютно новое, прорывающее человеческие и все земные масштабы. Иначе оно не было бы истинным Евангелием, то есть Благой Божественной Вестью, ибо всякое истинное благо имеет начало в Боге. Весть о высшем благе спасения не только для Израиля, но и для язычников открылась Павлу при встрече с Воскресшим, явление Которого озарило всю его личность светом знания о том, что с Крестом и Воскресением Сына Божия в мир вошло то, что превыше всех законов физики, биологии и так называемой «естественной нравственности». В мире открылась любовь Творца к Его созданию. Откровение Христа было для апостола Павла одновременно и откровением Евангелия, которое возвещало не мнимое спасение Законом дел, но истинное спасение Законом Божественной любви. В Евангелии Христовом ему открылась последняя истина, состоявшая в том, что Крест и Воскресение – начало конца ветхого и привычного мира с его ветхими законами и ветхой историей. Законы порабощают. – Любовь освобождает!

Но ветхий мир греха иначе как по своим «законам греха» (Рим. 7:23, 25) существовать не может. Он не может оставаться равнодушным и безучастным к вести о своем конце. И, разумеется, он сопротивлялся и будет всегда сопротивляться Евангелию. Это сопротивление может принимать форму прямой враждебности и насилия, может принимать форму лицемерного согласия или попыток превратить Евангелие любви в некий новый, – а по сути ветхий, – закон долга. Однако попытки эти тщетны, ибо Евангелие Христово – не вымысел человеческий, но Благая Весть о Божественной «победе, победившей мир» (1 Ин. 5:4).