На полпути к небу
Когда я думаю об известном журналисте Геннадии Бачинском, трагически
погибшем в январе прошлого года, то вспоминаю эпизод из фильма
Александра Кайдановксго «Простая смерть». Няня читает маленькому
мальчику книгу. Но вот слова тонут в размеренном тикании часов,
отбрасывающем, словно костяшки на счётах, прочь, в вечность, секунды,
минуты... И женщина тихо полувопрошает: «Ты думаешь, они говорят
«тик-так»? Нет… Слышишь? – Кто ты – что ты, кто ты - что ты…»
Геннадий
Бачинский погиб на пике, когда сиюминутное в его творчестве вдруг стало
перерастать в глубинное и вечное, из передач уходила пошлость,
перестали быть разменной монетой слова. Он ушел, оставив шлейфом
переизбыток информации в интернете и многочисленные «почему». Но сегодня
нам хочется вновь возвратиться к событиям тех прошлых лет, правда
посмотреть на них в другом ракурсе - глазами священника. Встреча с
которым, может быть и стала для Геннадия Бачинского еще одним шагом к
возможности открыто и честно ответить на вопрос: «Кто ты – что ты?»
КРИЗИС
Встреча
была организована корреспондентом журнала «Фома» Анной Ершовой.
Планировалась, что ее результатом станет полемический диалог. Для
ведения которого был приглашен священник, настоятель храма иконы Божией
Матери «Всех скорбящих Радость» протоирей Вячеслав Харинов. Признаюсь
честно, я был приятно удивлен, когда увидел Бачинского, - рассказывает
о. Вячеслав, - Тем, как он выглядел, как держался, как застенчиво
улыбнулся, как искренно и взволнованно начал говорить, как будто давно
ждал этой минуты Я сам очень волновался – ожидал увидеть что-то
богемное, гламурное и пустое». Говорил он не спеша, но не
останавливаясь, не давая возможности перебить, или перевести разговор в
полемику. Это вызывало напряжение – разговор явно шел не по нужному
руслу. От его монолога у присутствующих оставалось ощущение некоторого
шока, ибо Бачинский спокойно, но покаянно и с безжалостностью к себе
говорил о том, что находится в глубоком творческом кризисе: «Я – шут,
умеющий только кривляться у микрофона. Я формировался в такой среде и
кампаниях, где сквернословие, пошлость и хохмачество были поведенческими
нормами. И если меня сейчас разбудить в 6 утра и посадить перед
микрофоном, то из меня это все и полезет… Большего во мне и нет ничего.
Хотя, это для вас я «несу пургу», а мой пейджер заполнен сообщениями
типа: «Геннадий, завязывай со своим Православием!» «Замучил Бачинский
своими святыми отцами!» А это - конкретные проблемы на работе».
Отношение Геннадия к своей деятельности как к своеобразному «кресту»
стало для присутствующих откровением. «Вы думаете, что-то изменится с
моим уходом? – спрашивал журналист, - Только к худшему. Уже сейчас
существует несколько клонов нашего дуэта и программы. Но я знаю, -
сколько средств привлекает программа и у кого они в руках. Я знаю о том,
кто владеет радио и другими СМИ. Среди этих людей очень мало любящих и
болеющих душой за Россию… Мое положение хоть немного, хоть
гипотетически, но может влиять на ситуацию».
Рассказал, забавный и
поучительный для православных случай: «Захожу в лавку Свято-Данилова
монастыря. Частенько там бываю. Стою, книги рассматриваю. Вдруг слышу
«шипит» кто-то рядом: «А этот чего сюда приперся?» А это в мою сторону –
послушник, который в лавке торгует. Я не выдержал, подошел и тихо ему
так в ответ: «Ну я то ладно, плохой такой…Но вот ты-то, ты, откуда меня
знаешь?!»
Протоиерей Вячеслав Харинов никогда не интересовался
«творчеством» Бачинского. Лишь пару раз, не зная имен Бачинского и
Стиллавина, наткнулся на их шоу в FM эфире.
Переключал, потому, что равнодушен к такого рода «разговорному жанру».
Правда, идя на встречу, сел смотреть их видео-шоу, но больше нескольких
минут не выдержал… Подумал: «Там разберемся. Не получилось. Ни тогда, ни
сейчас не ассоциировался встреченный мной Бачинский с его «шоу», не
стыковался что-то. Только его последнюю передачу на «Маяке» с диаконом
Михаилом Першиным, за день до гибели, слушал в записи со скорбным
чувством. Там был он – тот Геннадий, который мне понравился…»
(Последние программы Бачинского вообще отличались большой серьезностью.
Он много говорил о проблемах детей, проблемах абортов. А передача об
убиенных младенцах не случайно прозвучала в день, когда поминались
события Вифлеемские…)
Бачинский располагал к себе, подкупал
каким-то бесстрашием, мудростью, смирением, что ли…Он был способен на
безжалостную самооценку, на безболезненный и спокойный отказ от всего,
что имел. Он не привязывался ни к карьере, ни к славе, ни к деньгам.
Строго настрого запрещал своей дочери проявлять интерес к тому, что он
делает на радио и ТВ. Пожелание редакции «развенчать» Бачинского не
было исполнено. Оно и понятно: прокурора из священника не получилось…
Результатом общения стал материал «Не Павел, но уже не Савл»,
написанный, благодаря расшифрованной с диктофона записи беседы.
Но может быть благодаря этой встрече начался некий процесс перемен в жизни талантливого журналиста.
«БЛАГОСЛОВИТЕ, Я УХОЖУ С РАДИО МАКСИМУМ»
Бачинский
и протоиерей Вячеслав Харинов расстались с симпатией друг к другу.
Хотелось продолжать разговор, но Геннадию необходимо было везти дочку
домой. Они постояли у парадной, немного поговорили. Выяснили, что имеют
массу общих знакомых. Геннадий упомянул некогда известный в Питере
музыкальный клуб «Там-Там». О. Вячеслав сказал о том, что организатор
этого клуба – Всеволод Гаккель – прихожанин его храма (а с недавнего
времени несет послушания алтарника, чтеца и пономаря в храме). Геннадий
как-то просветлел лицом и признался, что Всеволод – один из самых
светлых и поразительных людей, когда-либо им встреченных в жизни.
«Огромный ему привет от меня. Так и передайте, что я его очень-очень
уважаю и люблю».
Еще одна встреча состоялась в Петербурге
примерно через пару месяцев на пороге заведения, где под одной крышей
собраны и клуб, и ресторан, и спортзал. Геннадий был возбужден, свеж,
подвижен и радостен (в предыдущий раз он выглядел несколько уставшим и
потерянным). Смутившись встречей около входа в ресторан, священник
признался, что заходит в спортзал, где работает его прихожанин тренер.
«Это тот батюшка, я тебе рассказывал», - неожиданно сказал Бачинский
кому-то за его плечом. Оттуда возникла миниатюрная привлекательная
женщина, с немного усталыми и мудрыми глазами. Она была не очень юна и
беременна. «Это – моя жена. Батюшка, благословите ее, мы ребенка ждем. В
следующую минуту он ошарашил: «А я ухожу с Радио Максимум! Благословите
меня!» Отец Вячеслав не очень поверил ему тогда, - слишком фантастично
все это прозвучало. Признался в том, что не исполнил задания «Фомы» и
написал материал в его поддержку. Хотелось его приободрить. Геннадий
неожиданно загорелся: «Пришлите мне его на мой сайт». И вручил визитку.
Он вспомнил, в каком храме служит священник. Уточнил: «На Шпалерной
улице?» Пообещал обязательно зайти. Они попрощались. И больше никогда
не виделись. А материал для сайта отец Вячеслав хотел послать каждый
день, да так и не успел, не собрался.
Светлана Аксенова
Ответ протоиерея Вячеслава Харинова Геннадию Бачинскому
на встрече в квартире Анны Ершовой,
куда он был приглашен дать отповедь
радио-ведущему, с чем не справился…
(записано с диктофона, с восполнением
незаписавшегося по техническим причинам)
Я шел на это интервью, немножко… побаиваясь.
Ведь
я священник, за мною – Церковь. Довольно сложная ситуация: я должен
выступить судьей творчества человека, с которым не знаком. Что-то вроде:
Солженицына не читал, но считаю… В моем случае, - Бачинского не слышал,
но…
Нет, я иногда случайно попадал на Ваше шоу, сканируя
радиоэфир, а перед интервью специально просмотрел и прослушал пару
передач, но неприятный момент от того, что мне «заказали» незнакомого
мне человека был.
Не скрою, от Ваших программ у меня сложилось
ощущение такого пошлого "бодрячка". Я отметил Ваше остроумие, умение
быстро среагировать на реплики оппонента, как говорят сейчас "подколоть"
собеседника. Но мне не хотелось это слушать. Было ощущение обиды за
звонивших, неприятное чувство от сальностей и, самое главное – досады
от Вашей излишней фамильярности обращения с людьми.
И вот я шел
сюда и пытался разобраться со своими чувствами, пытался настроиться на
встречу. И, в конце концов, поймал себя на мысли о том, что каким бы ни
был мой заочный опыт знакомства с Вами, Вы, Геннадий, как и те люди,
которые приходят ко мне на исповедь, а среди них были и самые страшные
преступники, – может быть та единственная овца, единственный человек,
из-за которого пришел в мир Христос, на служение Которому я посвятил
свою жизнь.
Поэтому я пришел на интервью и с ощущением заочной
приязни: из-за Вас, Геннадий, я стал священником, из-за Вас мне
позволено совершать страшную Тайну, бескровную Жертву, повторяющую ту,
кровавую, которую принес за Вас и за меня Христос.
И вот,
послушав Ваш ответ на первый же мой вопрос, я убедился еще раз: нельзя
слишком легко наклеивать ярлыки на тех, кто непонятен или неприятен нам.
Вы сказали про свой творческий и человеческий кризис, который Вы ясно осознаете. Кризис – это, по-гречески, - суд.
И каким судьей тут кто-то может выступать, если Вы сами себя судите?
Ваш монолог напомнил мне исповеди, которые я принимаю. Я даже заметил,
что, слушая Вас, отвожу глаза, – это такой пастырский прием,
определяющий: я здесь просто свидетель, а человек разговаривает с Богом.
(Может
быть, не у всех священников так, но вот у меня существует такое правило
на исповеди – крайне редко смотреть человеку в глаза…)
И – если Вы говорите, как на исповеди, - кто может Вас судить? Вы сами
себя судите. И вопросы, которые Вы сами себе задаете, здесь, или наедине
с собой - гораздо важнее, чем вопросы, которые задам я или журналист
"Фомы", или еще кто-то… И выводы, которые Вы сделаете, будут намного
важнее, чем те выводы, которые мы будем пытаться сформулировать после
нашей встречи – и, наверное, так и должно быть!
Да, безусловно,
то, что Вы делаете в эфире, – весьма фривольно, и я не могу это слушать
и, тем более, посоветовать кому-то слушать. Но трудность в том, что я
сейчас не могу вынести оценку Вашего творчества. Может быть, принимая
его в контексте времени, это для чего-то нужно? Всегда были шуты и
комики, которые отражали абсурдность, бессмысленность жизни. Может быть,
у Вас позиция именно такого сознательного юродства? Время рассудит…
Да, я легко соглашусь с многими, не приемлющими того, что Вы делаете
(даже творчеством это назвать как-то неудобно), что это - пошлость.
Но… Пошлость – тоже отражение своего времени и общественного
устройства. Любимый мною Василий Васильевич Розанов считал невыносимо
пошлым Гоголя! Из всего многообразия и богатства русской жизни тот, по
мнению Розанова, выбрал именно пошлость и служил ей всем своим талантом и
писательским призванием. И можно представить, какой пошлой могла
казаться современникам история про шинель или про дневник сумасшедшего
чиновника на фоне грандиозных, судьбоносных для России петербургских
планов и свершений… Но ведь именно эта повесть вдруг открыла
смехотворный, ничтожный и пронзительный мир переживаний маленького
человека, раздавленного временем и современниками!
Называя пошлым
что-либо из современности, мы не подозреваем, чем это станет через
какое-то время для наших потомков. Для того же Розанова, для Суворина и
многих других пошлой и ничтожной показалась история про Хаджи-Мурата. И
их можно понять, если представить, что кто-нибудь из современных
писателей толстовским языком, с его красотами и психологизмом,
живописует «трагическую» судьбу Басаева, Хаттаба или бесланских
боевиков!
Время лечит все и ставит свои оценки. Оно выставит свои оценки и Вам, Геннадий.
Мы
коснулись в своем разговоре взаимоотношения денег и работы, низменного и
высокого, истинности и полуправды. Хочется сказать, что единственным
критерием правильности, мотивированности работы художника, в Вашем
случае - артиста, – это его внутреннее ощущение благодатности.
Это
то, что не сможет ни один прибор измерить, – но какая-то благодатность
должна быть во всех наших добрых делах. Причем мы находим ее в самых
удивительных вещах, – даже в тех направлениях искусства, которые раньше
были авангардными, резали глаз и слух, но после "вылежались» или
устоялись... Даже, может быть, в абстрактной живописи или в музыке
"Битлз"! На это нужно время, нужен взгляд со стороны. Но та
благодатность, которая должна присутствовать в артистическом продукте –
это настоящий критерий подлинности этого продукта.
Спросите себя сами: есть ли благодатность в том, что Вы создаете?
И
признайтесь себе в том, что эта благодатность никогда не проявится в
вещах, в которые Бог не вошел бы, не вселился и не обитал бы...
Хотя, с другой стороны, отвечу сам за Вас, Геннадий, Он - повсюду, Он разлит во всем, Христос был даже в аду.
Мне
понятна Ваша позиция – кто первый из вас без греха, пусть кинет в меня
камень. Вы попали не в бровь, а в глаз вопросом, - как могли узнавать
Вас на улице православные люди? Как мог узнать тот монах из
Свято-Данилова монастыря? То есть Вы являетесь такой лакмусовой
бумажкой, провокатором, и Вы видите, что общество "ведется", общество
провоцируется, увлекается Вашими хохмами… При этом Ваши внутренние
установки мне очень странны: есть вещи, которые Вы очевидно ощущаете
неправильными, они мучают Вас, но Вы не находите сил отказаться от них!
Как не вспомнить Апостольское: «Бедный, бедный я человек, - хорошего,
что люблю – не делаю, а плохое, что ненавижу – творю…»
Ведь, как
интересно, - я же тоже бывал в тех местах, о которых Вы рассказываете, и
посещал "Там Там", и музицировал с хорошими музыкантами, и многих наших
ребят, музыкантов, я тоже знаю, до сих пор мы общаемся с Всеволодом
Гаккелем. Но как-то я всегда себя не ассоциировал с тусовкой, более того, понимал, что когда начинается тусовка
– нужно отойти, потому что это момент стадничества – делать так, как
все племя решило, как толпа решила. И это всегда было опасно. Еще школа
Советского Союза меня научила: надо быть очень аккуратным с этим tribe behavior, стадным чувством…
И
потому – как можно зарабатывать деньги и понимать, что ты даже не
просто провоцируешь толпу, а ты – часть ее, ты заказан, ты формируешь
чей-то менталитет? Ведь это очень опасный момент, очень страшный. За
десять лет на Ваших передачах сформировалось целое поколение со своим
самосознанием!
Конечно, можно рисовать себя таким вот дудочником
из Гамельна и говорить: я увожу крыс из города... но кто знает, сколько
детей услышит эту дудку? Мы с Вами из одного поколения –
максималистского, не желавшего каких-то компромиссов, узнавшего, что
такое ложь и пытавшегося отделять ее от собственной жизни, быть
свободным от лжи. Но сальности, фривольности, пошлость - это тоже всегда
ложь, это всегда лицемерие, опасная игра с чем-то, измена искренности…
Кроме
того, рассуждая о мещанской пошлости других, с точки зрения
провоцирующего хулигана, можно заиграться в такого вот Базарова, в
нигилиста, калечащего своим отрицательством ближних и доводящего себя
самого до смерти…
Согласен с Вами, очень многие вещи в контексте
современной ситуации можно назвать относительными. Есть такое расхожее
утверждение, основанное на установлениях Древней Церкви, что театр - это
грех, что актерствование в жизни недопустимо.
Но вот в Евангелии
видим, что Христос играл один раз, он устроил своеобразный и
поучительный театр Своим ученикам, и это пронзительнейший отрывок
Евангелия. Он хотел преподать урок апостолам, и, придя в полуязыческую
Самарию, начал играть – а именно, - вести себя как истинно правоверный
иудей.
Он сказал женщине, которая приступила к Нему с просьбой о
помощи: "Я послан только к избранным детям дома Израилева, Я не могу
иметь дело с псами"... - "Но и псы питаются крохами, упавшими со стола
детей", - ответила женщина. И вот до этого момента, когда Он восклицает:
"Воистину велика вера твоя, я в Израиле такой не нашел!" – Христос…
играет.
Нет ни одной фальшивой, с точки зрения Закона, фразы,
которые Он говорит этой женщине, но если допустить, что Он говорит их
искренне, то это просто ужасает, ведь Он как бы игнорирует несчастную,
гнушается ею! Но это театр. Он показывает ученикам, как нельзя себя
вести, как повел бы себя на Его месте любой другой, не Сын Божий…
Встреча
с хананеянкой заканчивается тем, что Христос буквально вскрикивает, и
говорит ей и апостолам о таких вещах, о которых мы не сможем сказать,
даже играя всю свою жизнь… Вот в чем дело. И это печально.
Жалко,
у Вас получилось бы, быть может, играя по-другому. Рейтинг был бы не
тот, у.е. было бы меньше, но Вам бы самому стало бы легче жить, легче
дышать.
С другой стороны, может быть, Вы и правы – происходит
какая-то эволюция, и Вы к чему-то готовитесь. Мы привыкли делить людей
на своих и чужих, нам близок и понятен Павел, но чужд и мерзок Савл.
Но, то, что случилось на дороге в Дамаск, случается лишь однажды в истории человечества, делая ее Священной.
На наших путях Господь нас не останавливает. Конечно, приятно лицезреть
Павла в его силе и праведности, но невидимым для многих остается
процесс превращения его из гадкого Савла. Мне показалось, что у Вас
начался этот процесс и Вы почуяли уже на плечах «еще не распустившиеся
крылья». Вам еще очень далеко до того, чтобы стать Павлом, Геннадий, но
Вы уже и не Савл!
Анна Ершова, редактор журнала «Фома»
К
моему удивлению, Геннадий встретиться с о. Вячеславом согласился легко и
сразу же. Мне даже кажется иногда, что, может, чего-то подобного он
хотел и ждал?.. Он никак это не аргументировал это, сказал «давай,
когда?», - и все.
Кроме простого журналистского интереса мне,
наверное, в каком-то смысле хотелось самой разобраться в личности
Бачинского, с которым мы были давно знакомы. Его образ в жизни, по тем
кратким проявлениям, которые я могла наблюдать, был для меня всегда
очень человечным, настоящим, каким-то стоящим. Но его шутовской
образ, надеваемый им для теле- и радиошоу казался мне чужеродным. Мне
сквозь шутки слышалось «да как же мне это надоело». К тому же, я знала,
что Геннадий ходит в храм, что он верующий человек. И мне думалось, что у
него есть какая-то либеральная «легенда», позволяющая совмещать
шутовство на телевидении и радио с жизнью православного христианина. Я
даже практически была готова принять эту легенду. Поэтому, когда я на
первые же зачитанные вопросы от слушателей услышала от Бачинского
практически исповедь… Это было для меня настоящим шоком. Стало ясно, для
чего, вообще, произошла эта встреча. По силе воздействия это было
что-то ошеломляющее, я почти неделю ходила под впечатлением этого
разговора. Надо сказать, что эта встреча настолько не давала мне покоя
из-за Гениной откровенности и остроты поставленных вопросов, что спустя
неделю я написала Бачинскому длинное письмо. В нем я излагала свои
личные мысли по поводу создавшейся ситуации, а также просила извинить
меня за то, что выступила как бы в роли общественного обвинителя, читая
письма слушателей. На это письмо мне было страшно получить ответ, я
боялась как-то снова его задеть. Но он написал «большое тебе спасибо за
это письмо», и у меня как груз с души упал.
Геннадий был мягким,
неконфликтным человеком, - зачастую даже во вред себе. Знаете, бывают
люди, которых ситуация, сложившаяся вокруг них, очень «достала», но они
не делают решительного шага, терпят, медлят, может быть, даже мучаются
до последнего. Ну а дальше если уж решат, все-таки сделают этот шаг –
иногда очень резкий, шокирующий, - то обратно не возвращаются.
Собственно, он и не вернулся…